Шабан, известный в Дагестане - в его горной и равнинной зонах учёный - арабист, третейский и шариатский судья, а также талантливый политик, родился, как утверждает письменная традиция, 1608/609 г. в нескольких километрах от Хунзаха. Место его рождения практически примыкает, таким образом, к древней столице Аваристана. Родина Шабана - селение Обода (по - аварски Г1обода), которое впервые попадается на глаза в 17 в. Имело же место это благодаря, прежде всего, личности указанного здесь учёного мужа, арабским текстам, которые исходили от него, в будущем столичного кадия.
Начальное образование Шабан - отца его звали, кстати, Исмаил, - получил, скорее всего, в родных местах, может быть, от своего отца, которого семейная традиция конца 18 - начала 19 вв. считала человеком грамотным по - арабски. Этот уровень знаний Шабана однако, как рассказывали, не удовлетворил. В связи с тем, что в лакских, лезгинских и иных давно мусульманизированных районах Дагестана существовали старинные медресе, которые имели возможность содержать своих малоимущих учеников, - хотя, конечно, самым скромным образом - юный ободинец Шабан вполне мог отправиться за знаниями об исламе куда-нибудь туда. Так поступали, кстати, очень многие молодые горцы. Базисное образование он получил, таким образом, на территории Дагестана среди местных суннитов шафиитского направления. Там же сформировался и закалился его характер, что позволяло беседовать уверенно с мусульманскими сектантами и священнослужителями других религий.
Дагестанская устная традиция - её записал частично (на рубеже 19 – 20 вв.) даргинец Назир Кадарский Дургелинский - утверждает, что ободинец Шабан учился одно время в Иране. Это вполне может быть однако, в пределах закавказского Ширвана. Дело в том, что в первой половине 17 в. - после военных кампаний шаха Аббаса Сефевида (1603 -1612), там господствовала иранская административно-государственная машина, а в делопроизводстве употреблялся повсеместно персидский язык.
Зерно правды в сказанном есть. Дело в том, что из собственноручных записей Шабана видно, во-первых, что он знал на приличном уровне персидский язык (один из составленных им текстов начинается персидской фразой: Бе нам- и худа ибтида кардам "Я начал с именем Господа") - вдобавок к арабскому; в письме-жалобе на имя элиты Хунзаха Ободинский назван «погрузившимся в арабский и персидский языки». Во-вторых, на личном почерке Шабана Ободинского сильно заметно влияние персидского почерка насталик, в то время как большинство коренных дагестанцев предпочитали издавна насх. Судя по дальнейшей общественно-политической деятельности Шабана, в которой незаметно каких-либо шагов в пользу шиитской державы Сефевидов, и даже элементов этого, напрашивается предположение, что свою учебу продолжал он всё-таки на Кавказе в пределах Ширвана. Ведь в данной исторической области, лежавшей на левом берегу р. Кура было много суннитов, причем среди них имелось немало шафиитов. Такой состав населения присутствовал, например, в ширванском г. Шемаха, где проживало испокон веков много татов и лезгин, и стояло медресе Джалалия, в котором учился в 1600 г. один из земляков Шабана.
После возвращения в Дагестанские горы Шабан получил определённое призвание в родных местах - первоначально в отцовском сел. Обода. Правда, было тут признание на среднем, как принято говорить, уровне. Затем Шабана начинают приглашать к себе на службу, но лишь в качестве муллы и третейского судьи-хакима, некоторые общины центральной части горного Аваристана. Первое время Шабан был связан с жителями «города» Ахалчи, расположенного на территории плато - к северу от его родного Обода.
Взрослея и мудрея, а такжепо мере умножения своих познаний в арабо-исламских науках, Шабан Ободинский приобретает всё большую и большую известность в пределах Сулакского бассейна. Его начинают приглашать на должность дибира и третейского судьи наиболее крупные и влиятельные общины. Вскоре, но всё еще в 1 - й половине 17 в., подлинные арабоязычные документы фиксируют Шабана Ободинского в сел. Батлух.
Ободинец Шабан был человеком умным от природы.
В середине 17-го столетия - в период пребывания на государственной службе, проходившей в столице горного Аваристана, Шабан получил большую известность, особенно среди суннитского населения Восточного Кавказа. Его стали называть человеком, «погрузившимся в море наук в области мусульманского права, хадисов и толкования Корана, знатоком изречений Пророка (мир ему и благословение), главным кадием Дагестана, а также его муфтием». У Шабана завязалась тогда дружба с учёными людьми, которые проживали в различных населённых пунктах Дагестана. Особенно теплые отношения сложились у него с Али - сыном Мухаммада из сел. Тарки, который служил с конца 20-х годов 17 в. канцлером и письмоводителем у шамхалов, которые, кстати, считались курейшитами, потомками дяди Пророка (мир ему и благословение). С этим Али, - по этнической принадлежности то ли иранским туркменом, то ли курдом, что более вероятно, известным в Дагестане как «пришелец Али Багдади», Шабан решал многократно дела гражданско-уголовного, политического и чисто личного характера.
Совмещая регулярно и аккуратно обязанности кадия нуцальского войска и имама пятничной молитвы в соборной мечети Хунзаха, куда собиралась время от времени почти вся политическая и научно-религиозная элита Аваристана, Шабан Ободинский этим, однако, не ограничивался. Находясь более 10 лет в статусе кадия аварских правителей-нуцалов, он занимался, вопросами политики внутренней и внешней, но при этом не упускал из виду свою главную задачу. Была для него она таковой: даават - плодотворная деятельность на поприще распространения шариата среди жителей Дагестана и, в первую очередь, среди своих земляков. Из числа последних, кстати, наиболее приближёнными к мусульманскому закону, особенно в сфере уголовного права, были тогда обитатели Хунзахского плато.
Шабан Ободинский, будучи, с одной стороны, государственным служащим высокого ранга, и, соответственно, человеком очень занятым, а с другой стороны - человеком политически влиятельным, как и располагающим определёнными средствами (канцлер правителя Аваристана), сделал правильный для той ситуации ход. Он решил взять на себя организационные, вопросы: составление учебной программы, в которой была бы учтена дагестанская специфика, а также организация содержания учащихся. Затем Шабан сделал соответствующее поручение своему сыну Малламухаммаду.
Последний для 60-х годов 17 в. был очень подготовленным в научном отношении, умным, тактичным человеком, обладавшим хорошим почерком. Касательно жизни этого Малаламухаммада нужно сказать, что ему пришлось изучать Коран и толкование к нему у хунзахца Хусайна, известного своим путешествием в Крым и участием в исламском походе против кяфиров, то есть язычников горной Чечни. Следует отметить, что Маламухаммад поддерживал отношения с азербаджанским учёным – суннитом, хаджи Мухаммадом Шемахинским. Его прозвище было «Кадиясулав», имеющее в аварском языке значение «Кадиевич», т. е. «Сын кадия (Аваристана по имени Шабан)». Данное прозвище, которым учёный Малламухаммад Ободинский выделялся на фоне учёного Малламухаммада Хунзахского, своего сверстника, стало как бы вторым, но, при этом всё же более популярным именем названного здесь учёного сына Шабана Ободинского.
Итак, в 60-е годы 17 в. В среднем по величине горном сел. Обода, расположенном в пределах центральной части Аваристана, где, кстати, высшие мусульманские учебные заведения типа «медресе» имелись ещё во 2-й половине 16 в., заработала мусульманская школа. Опиравшаяся на новую программу, которая была разработана Шабаном-кади, она, под общим руководством его сына Кадиясулава, должна была готовить молодых людей из числа дагестанцев, вставших на путь обретения научных знаний исламского круга. Последние должны были затем разносить свои знания по родным местам и, таким образом, постепенно готовить жителей дагестанских гор к восприятию ими праведного шариатского стиля жизни. По крайней мере, часть из них могла, при появлении соответствующих условий, открывать уже свои мусульманские школы – как низшего, так и высшего уровня. В ободинской высшей школе учились и аварцы, например, знаменитый Мухаммад Кудутлинский, и люди из других частей Восточного Кавказа, к примеру, из Лакии. Все они считали себя учениками Шабана, ибо слушали его лекции. Действовала эта исламская высшая школа-медресе вплоть до эпохи колхозного строительства.
У Шабана Ободинского имелось, кроме Малламухаммада-Кадиясулава, ещё трое детей: два сына – Мухаммад и Нурмухаммад и дочь по имени Патимат.
В глазах истинных мусульман она резко выделялась на фоне многих других девушек, воспитанных в условиях тогдашней безграничной свободы нравов, унаследованной от эпохи язычества, которая царила в аварских горах 16 – первой половины 17 в. В связи с тем, что дочь кадия Шабана вела себя абсолютно иначе – в полном соответствии с нормами мусульманского благонравия и благочестия, носила одежду согласно нормам Ислама, её именовали часто Афифат. Отец выдал эту Патимат Благочестивую, когда подошло время, замуж за своего ученика из сел. Тлох, которого звали Салман. На память о себе он отдал ей несколько рукописей, переписанных своей рукой, которые сохранились до наших дней.
Все дети Шабана-кади Ободинского владели арабским языком и получили добротное мусульманское образование. Следующим кадием столицы Аваристана и исполнителем сопутствующих данному званию почётных должностей стал его учёный сын Кадиясулав. Это был человек, прекрасно знавший арабский язык, свободно переводивший на него любые мысли, изложенные ранее по-аварски и, соответственно, наоборот; человек, имевший большой опыт преподавательской работы, а также работы в сферах организации учебного процесса и ведения общей линии жизни высшего учебного заведения; человек, знавший нормы как местного древнего права, так и шариата, понимавший объективный для того времени уровень соответствия между ними; человек не только умный, но и деликатный, относившийся с уважением «к большим и малым», т. е. – и к богатым, и к бедным. Погребён был Шабан, сын Исмаила в родном сел. Обода. По причине его большой личной скромности над местом погребения не было воздвигнуто какого-либо крупного и, тем более, богато украшенного надгробного камня, хотя покойный являлся видным государственным деятелем в рамках всего Дагестана и крупным мусульманским учёным.
На могиле имелась надпись «Это могила лучшего из шейхов народа, главы горских учёных, кадия Шабана Ободинского».
В эпоху Кавказкой войны, когда имам Шамиль, наряду с ведением военных действий против царских войск и активной защиты от них территории Имамата, стал будучи по-настоящему крупным государственным деятелем, заниматься вопросом поднятия авторитета мусульманской науки и её носителей в дагестанских горах, положение кардинально изменилось. Проводя в жизнь его политическую линию, наиб Инквачилав Геничутлинский проявил интерес к личности Шабана Ободинского, о котором он, конечно, знал из старинных преданий о становлении и распространении исламских наук в горах. Поэтому Инквачилав провёл опрос среди ободинцев, знающих традицию, и затем обозначил на сельском кладбище то место, где был захоронен, согласно рассказам стариков, почти два столетия тому назад кадий Шабан. Там наиб Инквачилав приказал поставить достойную плиту с соответствующей арабской надписью «Это – могила... Шабана Ободинского», также была добавлена надпись: «Плита была обновлена в 1856\57 году, в то время, когда наибом был на Хунзахском плато учёный дибир Геничутлинский, а кадием – потомок учёных Мухаммад Ахалчинский, сын кадия Умара».
Из книги Тимура Айтберова «Шабан-кади из селения Обода» 2006 г.