Маркшейдер — подземный геодезист. Звучит строго и мужественно. Люди неробкого десятка выбирают себе эту специальность, ведь связана она со строительством метро, с работой глубоко под землей. Первым (и, наверное, последним) маркшейдером в моей жизни оказалась миниатюрная, веселая и добрая Зайтуна-апа Худайбердина. Наше знакомство получилось радостным и искренним. А по-другому и не могло быть: Зайтуна-апа — человек открытый, честный, чистый. Не ждет просьбы о помощи — сама ее предлагает; не скрывает ошибок — ищет способ их исправить; не останавливается — интересуется жизнью и учится Исламу. Зайтуна апа — моя давняя добрая знакомая. Знакомьтесь с нею и Вы!
— Зайтуна-апа, не могу удержаться, чтобы сразу не начать с Вашего замечательного имени. Оно же переводится, как «олива»? Кто его Вам дал?
Папа. У него была тетя, тоже Зайтуна. У татар имя это не такое уж и редкое. Вообще-то, мама хотела назвать меня Фяния, но папа, когда пришел в ЗАГС оформлять свидетельство о рождении, напрочь забыл про Фянию, зато вспомнил имя своей тети — и вот я стала Зайтуной. Мне нравится это имя.
Как сказал мой преподаватель в мечети: «Это очень плодовитое дерево, от которого кормится много животных и людей, оно не требует особого ухода и полива». Живет оливковое дерево до 500 лет и от землетрясений спасает.
— Как это?
Его мощная корневая система вглубь и вширь как бы «прошивает» почву. В местах, где много оливковых садов, практически не бывает сдвигов земной тверди.
— Зайтуна-апа, как Вы попали на Метрострой?
По распределению после окончания строительного техникума. Ведь где в Москве можно работать с моей специальностью маркшейдера? Только в метро. Закончила я учёбу в 1970 г. В то время обязательным было трудоустройство всех выпускников. Там, куда направляло тебя учебное заведение, нужно было отработать три года. Потом многие меняли места работы. А я осталась в метро.
— Надолго?
Все 35 лет моего трудового стажа так или иначе связаны с метростроем. Непосредственно под землей я проработала 12 лет. Может, и можно было бы перейти куда-нибудь в трест, на непыльную работу. Но ведь мы — советское поколение — были одержимыми какими-то: если «надо» — значит «я должна!».
— Как же молодая девчушка Зайтуна привыкала к суровому труду под землей?
Тяжело. 60 метров под землей. Температура воздуха там всегда около двух градусов. Постоянно вода: и сверху капает, и под ногами хлюпает. К концу смены телогрейки выжимали. А шум какой стоит! И тесно. На пяти метрах и отбойные молотки, и сварка, и чеканка, и взрывчатка.
– ???
Работала бок о бок со взрывниками. Они забуривают шпуры (капсулы со взрывчаткой), потом взрывают, потом берут породу, ее грузят на вагонетки, потом кольцо чугунное собирают длиной в один метр. Одно кольцо собрали, пробуривают шпуры на следующий метр, а там опять работа для взрывников, и снова новое кольцо. Так вот метро и строится, в буквальном смысле, метр за метром.
— Словом, Вы, как инженер-маркшейдер, работали в тоннеле, в группе его первопроходчиков?
Да. Я принимала непосредственное участие в прокладывании тоннеля, ведь моей задачей было сделать полигонометрию, вынести ось тоннеля и отметки головки рельсов. Потом еще проверяла горизонтальное и вертикальное опережение тоннеля. Кроме того, надо было принять качество кольца. Не всегда это было гладко.
— Профессия у Вас прямо-таки экстремальная.
Прежде всего, требующая скрупулезности и точности. Например, при укладке путевого бетона допустимое отклонение от проекта 2 мм! А работа над чертежами! Масштаб варьировался от 1:2000 до 1:50! Ведь, когда заканчивается прокладка тоннеля, и на станции начинаются отделочные работы, маркшейдер приступает к исполнительным чертежам станции. Это, чтобы, в случае аварии, ремонтники имели не только проектные данные станции, но и реальные чертежи того, что построили.
А насчет экстремальности, не просто же так на пенсию отпускают в 45 лет. Работа под землей, в воде и холоде сказывается потом у всех — ноги, ревматизм. Что делать? Так мне было предопределено Аллахом.
— Зайтуна-апа, каков был национальный состав метростроевцев 70–80-ых?
Работали со всего Союза. Было много татар. Мы же нация-то работящая, добросовестная, хорошо все делаем.
— Много ли в то время женщин строили метро?
Значительно меньше, чем мужчин. Иногда я в тоннеле одна бывала среди рабочих-мужчин. Но ко мне с уважением относились. Поднимали наверх мои геодезические инструменты, это порядка 15 кг веса. А однажды все самой пришлось тащить по крутому подъему (людскому ходку) — к ребенку домой торопилась.
— Я знаю, Вы с мужем двоих вырастили?
Да. Дочь родилась почти сразу после окончания учебы. А мальчика Аллах нам дал позже. Дело в том, что сестра мужа попала в больницу, а потом и муж ее тоже. Мы взяли их 3-летнего сына к себе на время операции его мамы. Но она умерла в больнице, а через некоторое время и ее муж — отец ребенка. Мы оставили племянника у себя. Теперь дети давно уже выросли и имеют свои семьи.
— И работа у Вас была необычная, и жизненные ситуации нестандартные.
Аль-хамду лиЛлях. Аллах дает то, что человек может вынести. Значит, мне все эти испытания были по силам.
— Женщине, даже маркшейдеру, никуда не деться от стирки-готовки. Как после тоннеля с вагонетками Вас хватало еще и на детей, на дом?
С трудом, конечно. Взять хотя бы то, что ветки метро тянутся к окраинам Москвы. Те станции, что я строила [от ред.: Анино, Ботанический сад, Бунинская аллея, Петровско-Разумовская, Планерная, Полежаевская, Шоссе энтузиастов и др.] располагались далеко от дома. Поэтому дорога на работу только в один конец ежедневно занимала от часа до двух.
Однако, аль-хамду лиЛлях, Аллах давал мне такие силы! В пятницу я обычно ложилась спать заполночь. После работы, бывало, убиралась, стирала (тогда – вручную), готовила, купала детей, чтобы освободить выходные и провести их с детьми, с семьей, не отвлекаясь на хозяйство.
— Минули годы почти всеобщей религиозной неграмотности. Как Вы лично пришли к соблюдению Шариата? Что оказалось решающим толчком?
Я всегда верила в Аллаха. Аль-хамду лиЛлях. И можно сказать, была готова к Шариату. Например, иногда соблюдала посты. В основном, по выходным. По книге научилась читать намаз и самостоятельно читала время от времени. Но очень многого не знала. Пусть Аллах простит нам наши ошибки.
Как-то я оказалась в мечети — хоронили родственника. И вдруг ко мне подходит незнакомая молодая женщина: «Вы не хотите учиться религии?». «Конечно, хочу!». Я так обрадовалась! Нас во дворе мечети стояло человек пятнадцать, а она именно ко мне обратилась. Аллах Тааля помог, ведь я даже не подозревала про возможность получать знания в мечети, а душа искала духовной пищи. И я стала ходить на занятия. И продолжаю до сих пор. Аль-хамду лиЛлях.
— Зайтуна-апа, а в Вашем детстве Ислам присутствовал?
Аль-хамду лиЛлях, да. Выросла я в Самаре. Там проживало много татар. Поэтому Ислам был близок. В начальных классах школы я пыталась держать уразу. Помню, у нас была учительница, которая ходила между партами с чашкой воды и заставляла каждого ученика сделать глоток — так в то время пресекали попытки детей поститься.
Еще помню, как-то раз мы стали поститься с моим младшим братом. И что-то мы сильно проголодались. Малолетние совсем были. Взяли да и перевели часы, а соседка увидела и рассказала родителям. Нам досталось. И ведь некому было объяснить, как нам, детям, правильно приучиться к уразе, к намазу. Словом, у меня в детстве не было перед глазами нужного примера — человека, который со знанием выполнял бы ибаду (поклонение Аллаху).
К сожалению, я росла без бабушек. Мама была очень занята — нас у нее четверо плюс работа. Ей было совсем некогда. Она не много знала из религии. Но сурам «Фатиха» и «Ихлас» мама нас обучила. По праздникам она будила нас пораньше и всегда пекла что-то вкусное. Спасибо ей за все.
— Омовение, намаз на рабочем или учебном месте, отказ от коллективных застолий по праздникам — для многих мусульман это остается, увы, камнем преткновения или проверкой на стойкость духа. Некоторые стесняются привлечь внимание, боятся неодобрения или гонений. Как Вы решали для себя вопросы ибады на работе?
У меня все складывалось постепенно. Аллах помог мне и в этом, аль-хамду лиЛлях. В начале осознанного соблюдения мое место работы располагалось в центре Москвы, совсем недалеко от Соборной мечети. И я — счастливая, каждый намаз-зухр (полуденный) в обеденный перерыв ходила читать в мечеть. Затем стала совершать намаз уже прямо в нашем кабинете. Предлагала сослуживцам (а это было человек пять мужчин) выйти в коридор подышать, отдохнуть, так как мне надо уединиться ненадолго. Они спокойно оставляли кабинет.
На счет омовения (вуду), поначалу я ходила на работу в кожаных носках-хофах, стеснялась мыть ноги в общественном месте. Платок сначала был «сменой имиджа». А потом уже и о посте, и об отказе что-то кушать стала говорить открыто. Помню, если во время уразы мне предлагали попить чайку или пообедать, я отвечала, что пощусь до такого-то часа, после чего мы вместе обязательно попьем чаю. Ближе к ифтару начинала готовить себе перекуску, ставила чайник, и это не вызывало уже никаких вопросов.
— А как возможно носить одновременно каску и хиджаб?
Возможно, и даже удобно. Каска же безразмерная, у нее специальный ремешок-регулятор имеется. Я и до соблюдения каску без платка не носила — в тоннеле грязно, сыро.
— Зайтуна-апа, на Вашем примере видно, что соблюдение Шариата и активная жизненная позиция друг другу не противоречат. Можно ли сказать, что ибада делает мусульманина полезным обществу не только в труде (ответственный, честный работник), но и в духовном плане — несет некое очищение?
Вот судите сами. В моем присутствии люди все же стеснялись ругаться, выпивать, шутить двусмысленно. При соблюдении Шариата на работе было важно то, что я себя держала уверенно, не колебалась: Мне надо! Я имею право! Я выполняю Повеление Аллаха! Может, поэтому не было никаких колкостей, оскорблений или осуждений. Мало того, искреннее стремление человека соблюдать Законы Бога, по-моему, само по себе может заставить окружающих задуматься о Создателе, о правильности жизненного выбора.
— Зайтуна-апа, Вам случается самой что-то рассказывать об Исламе, может, наставлять кого-то?
Бывали такие случаи на работе. Помню одну дискуссию с молодым сослуживцем, который утверждал, что все в жизни зависит только от него самого: его стремлений и возможностей. Надеюсь, что после нашего разговора он начал задумываться о Воли на все Аллаха.
Еще, время от времени мне звонят бывшие сослуживцы-мусульмане. Когда у них в жизни случаются утраты близких и родственников, просят помочь, подсказать, приехать почитать Коран. По мере возможности, при встречах с родственниками, в гостях рассказываю о намазе, посте, об обязательности соблюдения Законов Бога.
Жаль бывает людей: иногда мучаются, плутают в жизни и не поймут, от чего, не знают, что делать. Хидаят — такая Милость Аллаха! Хочется поделиться! Но это, конечное же, исключительно в Его Власти, а мы можем только передавать те знания, которыми обладаем, и просить Аллаха, чтобы Он наставил на Истинный Путь тех, о ком болеем.
— Зайтуна-апа, Вам помнятся какие-то случаи любопытства или чрезмерного внимания со стороны окружающих?
Разные случаи и разные люди. Аллах помогает, аль-хамдулиЛлях, все оборачивается хорошо.
Как-то случилось читать намаз-субх (утренний) на улице, около какого-то ларька у метро Тушинской. Читаю, подходит мужчина: «Что Вы делаете?». Молчу. Дочитала и говорю: «Я молилась». А он в ответ удивленно и даже восторженно: «Какая у вас вера!»
В другой раз ехала в жару в электричке. Мест нет. Стою около каких-то женщин. Слышу, они шушукаются, что может быть у меня в сумке. Бомбы что-ли боялись? Пошушукались и перестали.
Помню еще встречу с милиционерами. Иду как-то после смены (мы тогда станцию Анино строили) в платочке, в юбке, положенной длинны. Останавливают меня три милиционера:
— Чеченка?
— Нет.
— А что в платке и юбка такая длинная?
— Я мусульманка.
— Паспорт.
— Паспорт не дам, а пенсионное удостоверение покажу.
— Давно в Москве?
— Всю жизнь. Потоптались, потоптались, извинились да пошли.
— Зайтуна-апа, я знаю, Вам посчастливилось дважды съездить в хадж. Каковы Ваши впечатления от Мекки и Медины?
Вообще, в хадже я расковываюсь. Мне хорошо в тех местах, среди мусульман. Я становлюсь такая добрая и вокруг меня тоже все добрые и приветливые. Так хорошо! Надо было мне там родиться — я люблю тепло, финики, зайтун опять же там растет! (Смеется). Но мой такдир (промысел Аллаха) был — родиться здесь. Аллах лучше знает.
Медина более спокойный город. Там и население меньше. Ходишь там, и душа радуется. А в Мекке людей больше, конечно. Но что меня удивляет, так это то, что при таком скоплении людей, практически, нет конфликтов и скандалов. Люди, ради Аллаха, стараются держать себя в рамках.
Конечно, хадж — испытание и для тела, и для духа. Но мне лично оба раза в хадже было комфортно и спокойно. Аль-хамду лиЛлях.
— И в конце нашей беседы, Зайтуна апа, как бы Вы напутствовали тех мусульман, которые находятся в начале соблюдения?
Дорогие мои, благодарите Аллаха, что Он дарует вам возможность поклоняться Ему! Радуйтесь этому, а стесняются пусть те, кто грешит. Если чаще думать о Судном Дне, то прибавляется уверенности и непоколебимости в ибаде. Это чувствуют и начинают уважать окружающие, хотя тебя уже все меньше и меньше интересует их мнение.
Кроме того, для нас всегда должна служить примером жизнь Пророка Мухаммада (мир ему). Вспомните, как он совершал намазы при мушриках под страхом смерти! Вспомните, сколько он вынес за веру и сколько людей привлек своим блестящим примером в Ислам! Желаю всем вам, мои братья и сестры по Вере, крепкого Имана! Пусть Аллах дарует нам радостную встречу в конце «тоннеля» — в Раю! Аминь.
Беседовала Гузель Ибрагимова
Журнал «Ислам» № 3 (20) 2008 г.
