Мир посреди войны
Многострадальный Ирак. Название этой страны уже несколько лет как не сходит с заголовков газет и экранов телевизоров. Режим Саддама Хусейна, американское вторжение, война, жертвы среди мирного населения, взрывы, пытки, похищения... Но Ирак – это не только война. Это и обычная повседневная жизнь между стрельбой, страхом и людским плачем. И сейчас стрельба в этой стране слышится все реже и реже, а мирная жизнь потихоньку налаживается.
Но центральная и южная часть страны все еще опасны. Страшные картинки в наших СМИ в основном оттуда. Гораздо тише на севере Ирака, в Иракском Курдистане. В этот регион даже американские солдаты как на курорт ездят – отдохнуть от постоянного напряжения и страха быть убитым. На севере правят курды. Наконец-то им во многовековой борьбе за независимость, удалось получить пусть не полную, но свободу. Тем не менее, и здесь проблем хватает. Иракские курды находятся под бдительным надзором со стороны Турции, борющейся против курдских сепаратистов.
Но мой рассказ не о войне. О ней уже написано так много, что порой кажется, что люди специально едут в Ирак, чтобы потом получить за это хорошие гонорары или выиграть престижные призы на различных журналистских и фотоконкурсах. И лишь немногие пишут и снимают обычную иракскую жизнь вне войны. Попробую и я рассказать еще одну историю об этой стране. Историю о любви и мире среди всеобщего страха. Историю об обычной семье.
В маленькую курдскую деревеньку Хелах (Khelakh) я попал уже вечером, почти на закате. Находится она всего в нескольких километрах от ирако-турецкой границы, недалеко от городка Захо (Zakho). Был март 2009 года, мой предпоследний день в Ираке. Заканчивалась моя спонтанная поездка в эту страну. В феврале я работал в Турции над историей о местных курдах и так успел полюбить этот народ, что мне захотелось узнать побольше об их жизни не только в турецкой части курдского региона, но и за ее пределами. Было два варианта: поехать либо в Сирию, либо в Ирак. В Сирии я уже бывал неоднократно, поэтому выбор был для меня очевиден. Несколько дней я провел в городах Захо и Дахук (Dahuk) и уже собирался возвращаться назад в Турцию. На выезде из Дахука меня предложил подвести представительный курд Хасан, впоследствии оказавшийся сотрудником мэрии города.
Он долго звал к себе в гости, но я все отказывался, ссылаясь на то, что мне еще нужно побывать в одной из курдских деревень.
– Так тебе в деревню нужно! Ну раз так, поехали в деревню!
По дороге он сделал пару звонков и радостно сообщил:
– Будет тебе деревня! Едем в Хелах к моей сестре. Оттуда совсем рукой подать до границы.
Шестьдесят километров до Хелаха мы ехали часов пять. По пути Хасан заезжал в различные деревеньки и под предлогом взять что-то важное (это были то пачка сигарет, то лаваш, то бутылка воды), показывал своим многочисленным родственникам и знакомым нового друга, то есть меня.
Наконец мы добрались до места. А там нас уже встречала сестра Хасана с мужем и детьми.
– Добро пожаловать в наше скромное жилище, – приглашает войти Касым, глава семейства. –
Для нас гость – это словно член семьи.
Внутри жилища все по-восточному просто почти пустые комнаты, по краям у стен уложенные многочисленными подушками и узкими матрасами. Пол заменяет и стол и кровать. Посередине горит бензиновый обогреватель. На нем кипит чайник. Меня приглашают в комнату с включенным телевизором. В дверном проеме показываются детские головы. Затем робко, по одному дети заходят в комнату. Пытаюсь их сосчитать: пять, нет, шесть. Или восемь? Я окончательно сбиваюсь. Спрашиваю у Халеда, а он в ответ смеется:
– У Касыма и моей сестры Везиры семеро детей. Сейчас тут ребятишек правда больше, но это соседские прибежали на тебя посмотреть.
Старший сын стелет на пол клеенку, а девочки начинают приносить в комнату угощения.
Касым садится рядом со мной и наливает мне стакан чая.
– Сапас, – говорю я ему «спасибо» по-курдски.
Касым смеется:
– А ты, я смотрю, уже и наш язык успел выучить! Халед переводит мне его речь на более понятный мне английский язык. Я спрашиваю у Касыма разрешения задать ему несколько вопросов.
Касыму далеко за пятьдесят, и всю жизнь он прожил в этой деревне. Хорошо помнит годы правительства Саддама Хусейна.
– Тогда курдам тяжело жилось, – вспоминает он, – мы в Багдад старались не ездить. А если вдруг
срочно надо, стараешься все дела побыстрее сделать и ухать оттуда. Говорили там только по-арабски, по-курдски опасно было. Часто из столицы к нам Саддам присылал военных, чтобы наших ребят в армию забрать. Но многие потом из армии не возвращались, а что с ними там делали, никто точно не знал. Но мы все знали одно – если военным попадешься, пиши пропало. Поэтому, узнав о рейде мы разбегались по деревням, уходили в горы. Кто где прятался. У нас своя система оповещения была. Почти всегда точно знали, что за нами едут. Но некоторых все равно находили и увозили. Я потом никого из них так и не встретил. А мне вот повезло.
– А уехать из страны не хотелось?
– А куда уедешь? Везде посты на границах, везде виза нужна, паспорт надо делать. Раньше его курдам просто так не давали, а сегодня, пожалуйста – иди, плати пятьсот долларов, и получай без проблем.
Да только что толку от этого паспорта. Визы тоже тяжело получить. За ними в Багдад ехать надо. Раньше опасно было ехать из-за Саддама, теперь из-за войны. Да и как тут уедешь, как я семью оставлю?
Да и какой смысл за границу ехать. Вон, Турция даже с нашего крыльца видна, завтра утром тебе покажу. Ни разу там не был, но и отсюда видно, что там, как и здесь. То же небо, горы. И люди те же.
– Но там все же безопаснее...
– Ну, тут ты не прав. Курдам безопаснее здесь.
В Турции, Сирии, Иране нас не любят, преследуют. А тут мы у себя дома. У нас и правительство свое, в Арбиле (столица Иракского Курдистана – прим. автора), оно нас защищает. – Касым кивает в сторону портрета Масуда Барзани, президента Курдской Автономии в Ираке.
– А защищает ли? Вот к вам из Турции войска посылают...
– Да, посылают, но к нам они пока не заходили. Они бьют по горным деревням, думают, что там перебьют всех врагов из РПК (Рабочая Партия Курдистана – прим. авт.). А снаряды летят в наших женщин и детей. Сейчас у РПК с турецким правительством перемирие вроде. Так что пока все спокойно. Правда, я никогда из дома без оружия не выхожу. В ответ на мой недоуменный взгляд, Касым достает с полки пистолет.
– Настоящий? – спрашиваю я, хотя сомнений насчет этого никаких.
– А как же, всегда заряженный, и под рукой. В комнату заходит Везира, жена Касыма и что-то быстро говорит брату по-курдски. Хасан смеется:
– Ну, хватит пистолеты рассматривать, давайте лучше плов есть, а то хозяйка беспокоится.
После ужина вся семья собралась в комнате, и мы продолжили прерванный разговор.
– Я думаю, – заговорил первым Касым, – жизнь в Ираке сейчас налаживается. По крайней мере,
у нас в деревне все спокойно. Дети ходят в школу, у меня есть возможность немного заниматься торговлей. Надо ведь деньги скопить, чтобы сыновья потом смогли себе хороших невест найти. У нас ведь как: нет денег – нет жены. Вот Хасану уже 35 лет, а жену себе так и не смог позволить.
– А как ее себе позволишь, – смущается Хасан, – я вот работаю на госслужбе, а денег все равно не хватает. У меня ведь родня большая, всем помочь надо.
Ну как тут три тысячи евро на невесту найдешь!
– А нужно три тысячи? – спрашиваю я.
– За хорошую и больше просят. Но я уже точно больше не найду. Можно, конечно и за тысячу вдову или разведенную найти... У меня и дом уже есть, и возраст такой, что надо... Но хочется по любви... А за ту, что мне нравится, родители калым в три тысячи просят. Вот и живу холостяком.
– А ты за меня сколько отдал? – внезапно вступает в разговор Везира, обращаясь к мужу.
– Да разве вспомнишь сейчас? – нехотя отвечает Касым. – Тогда и деньги другими были. Да, были времена, сейчас совсем уже все по-другому...
– Хочется в то время вернуться? – спрашиваю я.
– Да нет. Альхамадулиллях, живем так, как живем. Сейчас для наших детей есть больше возможностей. Вот, компьютеры пошли. Думаю купить один домой – пусть сыновья учатся.
Над деревней разлился звук азана. Вся семья приготовилась к молитве. Касым возглавил намаз, а за ним выстроилась его семья, впереди мужчины, позади жена с дочерьми. После молитвы гостям расстелили постели и мы попрощались с Касымом и его домочадцами до завтра.
Наутро меня ждал богатый завтрак, а затем Касым принес в комнату две клетки с птицами.
– Я птиц ловлю для продажи. А этих оставил себе. Вот голубь белый – он как одна из моих дочерей. Я ему крылья подрезал, чтобы не улетел. А он все равно на волю хочет. Так и дочки, пока еще со мной, но настанет день – и улетят.
– Ну, дай Бог, в хорошие руки улетят, – улыбаюсь я.
– На все воля Аллаха. Я своих детей учу ничего не бояться. Принимать и хорошее и плохое одинаково. Вот они в войну выросли. Видели побольше, чем многие в их возрасте. И посмотрите на них – какие они счастливые. Никто у них не отнял детства.
– А вы как думаете, долго ли еще будет военное положение в Ираке?
– А сколько Бог отметил, столько и будет. Это вам кажется, что жить в нашей стране нельзя. А мы вот тут живем, любим и остаемся счастливыми. И этого счастья у курдов ни отнять.
Мы расставались с Касымом и его семьей лучшими друзьями. Везира даже всплакнула на прощание. Я жму мозолистую руку Касыма и сажусь в машину вместе с Хасаном. За спиной раздается дружное детское пение.
– Что это они поют? – спрашиваю я.
– Песню о Курдистане, – отвечает Хасан. – О том, что они любят наше солнце, наше небо, нашу курдскую землю и гостей, приезжающих к нам. Это они тебе поют.
Тут и у меня на глазах выступили слезы умиления. Я поворачиваюсь назад и машу на прощанье рукой до тех пор, пока дом Касыма не скрывается за поворотом. Но еще долго потом перед глазами лица детей, поющих песню о Курдистане. О регионе, в котором полным полно проблем и людского горя, но в котором есть те, кто по-настоящему может себя назвать счастливым. В котором люди, несмотря на войну, лучше других знают и ценят мир, потому что он у них глубоко в душе.
Влад Сохин
Журнал "Ислам" № 24 (01) 2010
