Между Кавказом и Россией

14 Июль 2021
5686

История жизни сына имама Шамиля Джамалудина

В июле этого года в горах Дагестана проходят съёмки полнометражной художественной картины «Аманат». В центре сюжетной линии трагичная во многом судьба старшего сына имама Шамиля Джамалудина.

С одной стороны, можно приветствовать подобные творческие инициативы, не дающие интересу к истории Дагестана иссякнуть, но с другой – за последнее десятилетие было снято столько исторических картин по проблематике Кавказской войны, которые невозможно смотреть без слёз. Но это не слёзы радости, а слёзы негодования. Лучше вообще не снимать, чем снимать подобное низкосортное и несмотрибельное зрелище. Одна из последних таких художественных картин – фильм «Ахульго», который по задумке авторов должен был стать кассовым, но в итоге стал критикуемым.

Есть призрачная надежда, что фильм «Аманат» не станет очередным провальным проектом и жизнь Джамалудина будет показана в подлинном свете, но надежды, повторюсь, призрачны. Когда фильм появится на больших экранах, у нас будет повод поговорить о нём более подробно, а пока давайте о самом Джамалудине.

Как же сложилась судьба мальчика, в восьмилетнем возрасте оторванного от родительского очага? Каково это – будучи ребёнком, оказаться в совершенно чуждой среде?

 

Заложник войны

Первенец в семье имама Шамиля появился на свет в 1831 году. В том году в Дагестане было неспокойно, народно-освободительное движение горцев под руководством имама Газимухаммада набирало свои обороты.

Джамалудин был из тех, кого принято называть детьми войны. Он в буквальном смысле рос на войне и был лишён беззаботного детства. Но самые большие испытания выпали на его долю в 1839 году, при осаде Ахульго.

Положение горцев, оборонявших Ахульго, было критичным, нужна была передышка и запуск мирных переговоров. Огонь был остановлен. Начались переговоры. Царское командование выдвинуло неожиданный ультиматум – выдача Джамалудина в качестве аманата.

Имам Шамиль, естественно, был против. И не только потому, что речь шла о его сыне, он прекрасно понимал, что это не остановит войну, царское командование не отведёт войска и не сдержит слово. После долгих колебаний имам Шамиль во имя прекращения кровопролития и спасения своего народа всё же решился пойти на этот отчаянный и чрезвычайно сложный для имама и родителя шаг.

Мухаммад-Тахир Аль-Карахи в своей хронике «Блеск дагестанских сабель» приводит слова имама при выдаче Джамалудина. Это был монолог, обращённый ко Всевышнему: «О Господи! Воистину, Ты Аллах, который взрастил своего пророка Мусу в руках фараона. И воистину, этот мой сын, хотя я отдаю его в руки неверным, в действительности является аманатом возле Тебя. А Ты – лучший из хранителей».

Восьмилетний Джамалудин мог стать гарантом прекращения огня, но не стал им, поскольку опасения имама оправдались – генерал Граббе не сдержал слово и с ещё большим остервенением принялся штурмовать Ахульго.

К этому времени Джамалудин уже был отправлен в безопасное место. Впереди его ждало долгое пребывание в России, откуда он вернётся в Дагестан совершенно другим человеком.

 

Жизнь в России

Став заложником войны, Джамалудин не стал её жертвой. Ему, естественно, было тяжело на чужбине, особенно на первых порах, но он быстро освоился и начал открывать новый для себя мир.

Джамалудин был хорошо принят в Петербурге и зачислен в одно из старейших учебных заведений России – первый кадетский корпус. Учебная программа этого военного учебного заведения была более чем серьёзной.

Курсанты изучали русский, немецкий, французский языки, грамматику, риторику, математику, историю, географию, юриспруденцию, мораль, геральдику и рисование. В спецпрограмму входили такие военные дисциплины, как артиллерия, фортификация, фехтование и верховая езда.

Джамалудину разрешали носить национальный костюм – черкеску, не препятствовали исповедовать религию и даже позволили переписываться с отцом – Шамилём. Неизвестно, доходили ли эти письма до адресата, по крайней мере, ответные письма до сих пор так и не обнаружены.

В своих письмах Джамалудин писал: «После долгой разлуки извещаю вас, любезный родитель, что я благодаря Аллаху жив и здоров; с тех пор как после сражения в 1839 году при Ахульго отправили меня в С.-Петербург, где я благодаря Творцу и Милостивейшему Государю Императору нахожусь в воспитательном заведении Его Императорского Величества Государя Императора. В этом же заведении воспитываются почти все генеральские дети, со мною здесь очень хорошо обращается Начальство, и ни в чём моего достоинства не унижают. Скажу вам также, милый мой родитель, что все обряды магометанской веры я исполняю, как исполнял дома».

Можно с уверенностью сказать, что все письма Джамалудина до их отправки в Дагестан тщательно проверялись и, возможно, корректировались. Судя по тексту письма, Джамалудин чувствовал себя хорошо в столице России и ничем не был обделён. Так прошло 16 лет, и наступило время возвращаться на Родину.

 

Родина-мать зовёт

Веский повод вернуть Джамалудина на Родину появился в 1854 году, когда в плен к горцам попали княгини Чавчавадзе и Орбелиани. Их было решено обменять на Джамалудина, а сам обмен состоялся в Чечне в 1855 году.

Имам Шамиль распорядился одеть Джамалудина в специально сшитый для него национальный костюм, а по версии Абдурахмана Казикумухского имам также велел обрить ему голову и искупать.

Он же (Абдурахман Казикумухский) в подробностях рассказывает об этой трогательной и долгожданной встрече отца с сыном: «Они крепко обнялись, целовали друг друга и вспоминали те дни, когда Джамалудин был отдан в качестве аманата».

Один из русских офицеров, сопровождавших Джамалудина, в своих мемуарах писал: «Наступила необыкновенная минута, не лишённая торжественности. Джамалудин приблизился к нему и хотел поцеловать его руку, но Шамиль прижал его к груди, долго держал в объятиях. После первого объятия Джамалудин стал по правую руку своего отца, а Шамиль, казалось, погрузился в созерцание сына и беспрестанно сжимал ему руку…».

Мухаммад-Тахир Аль-Карахи дополняет эту историю словами о том, что имам растрогался и со слезами на глазах произнёс следующий монолог: «Словно Всевышний Аллах – слава Ему – говорит мне: "Не видишь ли ты, как поступает твой Господь с отданным Ему на хранение?"».

Приезд Джамалудина был большим событием для Кавказа. Всем хотелось воочию увидеть уже заметно подросшего Джамалудина, который всё своё отрочество и юность провёл в России – тогда ещё стане противника.

Люди приезжали из разных округов и толпились у дома имама. Джамалудина даже поднимали на крышу, и люди смотрели на него, как на музейный экспонат. Джамалудин поражался такому пристальному вниманию к своей персоне и с улыбкой на лице говорил: «Неужели они раньше не видели человека?».

Ему даже организовали своего рода турне – экскурсию по имамату, в ходе которого наибы имама одаривали его ценными подарками. Но торжество, к сожалению, не продлилось долго. Спустя несколько лет Джамалудин тяжело заболел.

Была надежда, что смена климата пойдёт ему на пользу. С этой целью он был направлен вначале в Анди, а затем в Карата. Его даже осматривал русский врач Пиотровский, которого под строжайшей тайной привели из Хасавюрта, но и это не помогло. Джамалудин был обречён. Старший сын имама Шамиля скончался в 1858 году в селе Карата, где и был похоронен. Ему было около 30 лет.

Вполне вероятно, что имам Шамиль возлагал большие надежды на Джамалудина, ведь он был ещё молод и энергичен и мог внести свою лепту в укрепление имамата.

Но, кажется, сам Джамалудин, находясь в России, ментально вышел из этой войны, завершил её в себе. Он своими глазами видел всю мощь Российской державы и понимал, что противостоять ей горцам не под силу. Рано или поздно война завершится, а сопротивление будет подавлено.  Это был уже другой Джамалудин.

Первоначальное воспитание он получил у своего отца, но большую часть своей жизни провёл в России, там же получил высшее образование. В нём уживались два мира, две Вселенные, и, кажется, он так и остался между ними – между Кавказом и Россией.

Мурад Гайдарбеков

Самые интересные статьи «ИсламДага» читайте на нашем канале в Telegram.